Рецензия

Первые пять минут фильма:

идет война, по морю плывет наш корабль, полный беженцев (стариков, женщин, детей, раненных). На корабле находится дочка Михалкова. Над ним летают немецкие самолеты, пугают людей, но не бомбят, т.к. видят флаг красного креста и уважают конвенции. Фрицы ведут себя довольно экстентрично. Один из них вылезает из самолета, снимает штаны и собирается (простите) покакать на советский корабль на бреющем полете. Неожиданно кто–то на корабле пускает в него сигнальную ракету. Разумеется, ракета догоняет самолет и попадает точно в голову какающего немца, убивая его. Взбешенные фашисты бомбят и расстреливают корабль. Следует гибель Титаника в миниатюре. Сходство усиливается, когда в живых остаются только двое – дочка Михалкова и Сергей Гармаш, цепляющиеся за мину. Гармаш оказывается священником, он совершает крещение дочки Михалкова. Одновременно над ними все еще летает фашистский самолет, поливая из пулемета свинцовым дождем. Они не обращают на сей факт никакого внимания, так как пули не попадают в них, пронзая водную поверхность каждый раз сантиметрах в пяти. Гармаш читает молитву — самолет падает в воду и тонет. Забыл упомянуть, что у него перед этим оторвало ноги, хоть это и не сказывается на гладкости его речи. В общем, крещение совершено и Гармаш тонет. Правда тонуть вниз он не может – тогда бы точно получилось как Ди Каприо, приходится тонуть куда–то в сторону…

А летчика–фашиста, который топил корабль зовут лейтенант Грасс. Ну, вы знаете, Гюнтер Грасс, нобелевская премия по литературе, книга «Траектория краба», где говорится о гибели тысяч беженцев от торпед Александра Маринеско.


Теперь о том же, но стихами...


…Входит Котов. Он томится. Он от голода лоснится. Он на западной границе, в представительстве ГУЛАГА. Кровожадные гэбисты, падкие на извращенья, в политическом хищенье обвинили бедолагу. Им в Сибири не сидится, им к Европе чтоб поближе, чтобы видно было с вышек чуть не Эйфелеву башню. Котов гадов не боится, смело драпает по крышам. Гордый Юнкерс взмыл повыше и спикировал отважно, сокращая населенье. Взрывы. Вопли. Затемненье.

Входит Дюжев. Он контужен. По сюжету он не нужен.

Входят воины штрафбата. Им оружия не надо, им саперную лопату выдают одну на роту. Командиры–идиоты поредевшие останки шлют на парусные танки непременно в штыковую, чтобы удаль боевую показать проклятым фрицам (тем, культурным, очень стыдно). Дальше ни хрена не видно, видимо, пришлось делиться многотысячным бюджетом — без ущерба для сюжета, всех и так давно убило. Взрывы. Вопли. Очень мило.

Входит катер вместе с Надей (сколько Надя папе платит?), что, отметим, очень кстати: Наде хорошо за двадцать, значит, будет раздеваться. Зритель замер в предвкушенье, ожидая искушенья сиськами врага народа. Вот немецкие пилоты переходят на сниженье, открывают бомболюки (входит жопа, крупным планом), и парят над капитаном, провоцируют, подлюги, хоть оно и неудобно. Капитан, взревев утробно, сделал ложное движенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.

Входит мина. Всем ховаться. Мине хочется взорваться, но плывет, куда деваться: режиссер уж больно строгий. Входит Гармаш. Он безногий. Гармашу неловко тоже. Он с духовностью на роже крестит мину вместе с Надей, и, решив, что с Нади хватит, тонет с явным облегченьем. Окрыленная крещеньем, мина волевым решеньем топит баржу с партактивом. Взрывы. Вопли. Как красиво.

© the_mockturtle